В Кремле и его политических окрестностях, как известно, в последние годы несколько помешаны на истории – от печенегов до наших дней. Вторая мировая война (называемая госпропагандой почти исключительно "Великой Отечественной", видимо, чтобы избежать неудобных вопросов о роли СССР в 1939-1941 годах) относится к числу самых популярных тем в пропагандистской "историографии". Недавно агентство РИА "Новости" представило очередную версию событий 85-летней давности, которая уже даже не удивляет своей, скажем так, экстравагантностью – дело привычное, хотя и печальное:
Печально не только то, что российской публике промывают мозги откровенной чепухой, но и то, что большая часть этой публики отрезана от действительно любопытных исследований о Второй мировой, выходящих в других странах. Скажем, интереснейшую биографию Гитлера, написанную ирландским историком Бренданом Симмсом, профессором Кембриджского университета и одним из ведущих европейских специалистов по истории Третьего рейха, в скором будущем на русский вряд ли переведут, во всяком случае в России.
И не потому, что автор этой внушительной (600 с лишним страниц) монографии предлагает свой взгляд на идейную мотивацию нацистского вождя, сделавшую его главным виновником мировой катастрофы 1939-1945 годов. Но прежде всего потому, что на примере нацистского рейха Симмс анализирует психологию диктатора как такового и тот тип политики, для которого характерна одержимость ложными идеологическими представлениями и мифами, что делает его особенно опасным и разрушительным. А это тема более чем актуальная и "взрывоопасная" в нынешней российской ситуации.
Работу Брендана Симмса сразу после ее выхода в 2019 году поспешили записать в "ревизионистские". При этом ирландский историк, в отличие от радикальных ревизионистов типа Дэвида Ирвинга или Виктора Суворова (впрочем, они профессиональными историками не являются), не ставит с ног на голову привычные представления о нацизме и его вожде, его целях и действиях, не говоря уже о каком-либо отрицании Холокоста и других преступлений Третьего рейха. Опираясь на множество архивных документов, воспоминаний и исторических трудов, Симмс говорит о другом – вот его тезисы в максимально кратком изложении.
Во-первых, Гитлер действительно был национал-социалистом, название его партии не являлось маскировкой, призванной обеспечить ей поддержку широких трудящихся масс. В его идеологии неприязнь к "международному капиталу", который он противопоставлял капиталу "национальному", сочеталась с представлением об "угнетаемых нациях", которые должны восстать против "плутократического заговора". Немцев, униженных поражением в Первой мировой, он рассматривал как одну из таких наций. Вдобавок, по его убеждению, миллионы немцев, когда-то покинувших "перенаселенную" родину и обосновавшихся за океаном (одним из них был, кстати, дед нынешнего президента США Фридрих Трумпф), "оплодотворили" Америку, вложив в ее процветание ту силу и творческую энергию, которых не хватило Германии, чтобы стать державой мирового значения.
Во-вторых, клинический антисемитизм Гитлера объяснялся тем, что он считал евреев движущей силой "заговора плутократов". Причем евреи, в его представлении, стояли как за могуществом "англосаксонских" (это слово нацистский фюрер, как и нынешний кремлевский вождь, очень любил и постоянно употреблял) капиталистических держав – США и Британской империи, – так и за большевизмом. В последнем фюрер видел лишь один из инструментов порабощения мира "глобальным капиталом" и марионетку "еврейской плутократии".
При этом главными врагами Германии Гитлер считал именно "англосаксов", к которым был преисполнен своеобразной любви-ненависти, уважая и страшась их силы, но будучи готовым пойти на соглашение с ними. Исходя из этого, Гитлер изначально не стремился к мировому господству и по меньшей мере до 1943 года упорно надеялся на мир с западными державами, прежде всего с "расово близкой" Британией. При этом в отношении своих восточноевропейских сателлитов и при освоении захваченных территорий на востоке фюрер пытался воспользоваться колониальным опытом "англосаксов": в первом случае – тем, как Британская империя в XIX веке обошлась с местными правителями в Индии, во втором – тем, как Соединенные Штаты, истребляя индейские племена, осваивали "Дикий Запад".
В-третьих, в его представлениях Германия нуждалась в "жизненном пространстве" (Lebensraum) на востоке, поскольку значительно уступала "англосаксам" по части ресурсов. Поэтому война против сталинской империи была для него неизбежной. Западным демократиям совершенно не нужно было "натравливать" Германию на СССР и канализировать экспансию Третьего рейха в восточном направлении, как это твердят нынешние московские идеологи: Гитлер именно туда и стремился. Однако здесь нацистский вождь совершил две роковые ошибки: а) катастрофически недооценил военный и экономический потенциал сталинского режима и способность народов СССР к упорному сопротивлению; б) не предполагал, что "англосаксы" будут последовательно и активно помогать Советам выстоять, не соглашаясь на примирение с Третьим рейхом и раздел мира с Гитлером на сферы влияния. В результате Рузвельт и Черчилль пошли на такой раздел со Сталиным, но это, как говорится, уже другая история.
Западным демократиям совершенно не нужно было "натравливать" Германию на СССР и канализировать экспансию Третьего рейха в восточном направлении
Из-за этих ошибок фюрера Восточный фронт, который он поначалу считал второстепенным и недолговечным, поскольку рассчитывал победить СССР за несколько месяцев, стал главным театром военных действий. А борьба за превращение Германии в одну из трех мировых держав вместе с США и Британской империей, которое Симмс называет истинной изначальной целью Гитлера, превратилась в глобальную войну за власть над миром. (Отсюда название книги: "Гитлер. Хватило бы только всего мира" – Hitler. Only the World Was Enough).
Концепция Симмса позволяет понять некоторые шаги нацистского диктатора, которые кажутся на первый взгляд труднообъяснимыми. Это и упорство, с которым Гитлер приказывал строить в первую очередь самолеты, корабли и подводные лодки для борьбы в Атлантике и защиты от "англосаксов" западного побережья Европы, – уже тогда, когда крепко увяз в России, где требовались в первую очередь артиллерия и танки. Это и тот факт, что еще в конце 1943 года, после битв у Сталинграда и Курска, более двух третей Люфтваффе было задействовано не на Восточном фронте, а на западе Европы, в Средиземноморье и в самой Германии, подвергавшейся разрушительным налетам авиации западных союзников. Это и подталкивание Японии в 1941 году к войне с США и Британией, но не с СССР, с которым Гитлер думал справиться самостоятельно. Это, наконец, и психологически любопытный момент: Гитлер многократно выступал с резкими нападками на Черчилля и Рузвельта, но почти никогда не критиковал лично Сталина, ограничиваясь более абстрактными филиппиками против "большевизма", а в частных беседах даже отзывался о советском диктаторе комплиментарно.
Что ж, они были "родственниками" не только в политическом, как строители тоталитарных империй, но отчасти и в идеологическом плане. Нацисты, как и Коминтерн, активно заигрывали с антиколониальными и национально-освободительными движениями в Азии, видя в них естественных союзников в борьбе с "западными плутократиями". Гитлер, в частности, встречался с иерусалимским муфтием Мухаммадом Амином аль-Хусейни и лидером индийских националистов Субхасом Чандрой Босом. Никакой расизм фюреру в этих случаях не мешал. Как видим, идея поднять "глобальный Юг" против "гегемонистского Запада", которую пытается реализовать Владимир Путин, совсем не нова.
При этом политические и военные ресурсы антисоветских национальных движений, от власовцев и казаков до украинских, балтийских и грузинских националистов, Третий рейх использовал весьма ограниченно. Даже относительная самостоятельность оккупированных территорий на востоке Гитлеру была не нужна, поскольку не укладывалась в его концепцию создания немецкого "жизненного пространства". Гитлер "настороженно относился ко всему, что могло бы возбудить национальные чувства славян или ослабить его шансы на удержание хотя бы части Lebensraum, достаточной для того, чтобы обеспечить будущее рейха и сделать его достойным соперником англоамериканского мира. Ход войны на Востоке [для Гитлера] определяли императивы конфликта с Западом", – отмечает Симмс. А сам конфликт с Западом был следствием вызова, который нацисты решили бросить "плутократическому заговору" с якобы стоящим за ним "мировым еврейством".
Автор не делает на этом особого акцента, но его интерпретация биографии Гитлера и истории Третьего рейха приводит к выводу о том, что экспансионистская диктатура, движимая набором определенных идей и концепций, сколь угодно безумных, неизбежно обретает свою собственную логику, уже не во всем зависящую от воли самого диктатора. Гитлер мог бы поставить своей целью доминирование Германии в континентальной Европе и/или объединение почти всех этнических немцев под одной государственной "крышей". Эта цель была достигнута к концу 1938 года, после Мюнхенского соглашения, – не в последнюю очередь благодаря слабости, проявленной западными демократиями, и их нежеланию защищать Версальскую систему.
Его главным двигателем являлся страх, смешанный с ресентиментом
К тому моменту Гитлер вполне мог считать себя новым Бисмарком и пользоваться соответствующей славой и авторитетом. Но он не был бы Гитлером, если бы решил остановиться. При этом его главным двигателем являлся страх, смешанный с ресентиментом, ужас перед "еврейским заговором", использующим свои орудия, западные демократии и советский большевизм, против Германии, задыхающейся в центре Европы без достаточного "жизненного пространства". Поэтому Гитлер пошел дальше – к мировой войне, которую он с помощью Сталина начал на востоке, в Польше, и продолжил на западе Европы, чтобы затем вновь повернуть на восток, и в итоге – к краху и разрушению той самой Германии, которую он вроде бы хотел сделать великой.
Диктатуры, ведущие политику одержимости, не останавливаются. Их можно только остановить.
Ярослав Шимов – историк и журналист, обозреватель Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода
